Что-то такое, видимо, отразилось в моих глазах, потому что зазывала как-то подозрительно быстро сник и даже не попытался приставать к воинам позади. Чудом выжил, скотина. Мне стоило немалых усилий сдержаться, не превратив видение в реальность. Нам очень нужно попасть в гавань без лишних проблем, а это вряд ли получится, начни мы рубить всех встречных.

Ничего, в гавани посмотрим. Я ни за что себя не прощу, если уйду из этого нечищеного сортира, не хлопнув дверью. Да и люди меня не поймут. Они хотели добычи или хотя бы подвигов, и, глядя на все происходящее, многие рукояти оружия поглаживают.

Я им, блин, такой подвиг устрою, что будут гордиться собой до последней секунды жизни.

Гавань была отрезана от суши каменной стеной, единственные ворота оказались закрытыми. Из-за спины доносились отголоски пьяного смеха, шум перебранок, разудалых песен, женский визг, но здесь было темно и тихо, признаков жизни не наблюдалось.

Что делать? Сооружать импровизированный таран или послать отряд лазутчиков, чтобы перебрались на другую сторону?

Но все решилось иначе.

Старший стражник требовательно постучал в ворота рукоятью кинжала. Подождал с минуту, постучал еще, при этом прокричав:

— Кью, ты там совсем подох, что ли?! Если так, то зря! Очень уж не вовремя!

После этого на левой створке ворот с ржавым скрежетом откинулась железная ставенка окошка, и оттуда высунулось лицо… Нет — все же морда, или, скорее, даже харя. Не надо быть врачом-наркологом, чтобы по одному взгляду на эту переднюю часть человеческой головы вынести диагноз ее хозяину. Какой диагноз? Хронический алкоголизм в стадии агонии пациента.

— Че?! — скрипучим голосом изрекло тело.

— Привет, пропойца, — ответил на это стражник.

— Ы! А сам-то хто?! Ну привет. Так че?

— Ну так это… Вот так, потому что… Оно самое…

На харе промелькнула бледная тень следов работы жалких остатков мыслительного аппарата, и запекшиеся губы растянулись в чахлой пародии на понимающую улыбку:

— А!.. Ну так бы и то!.. Че стоишь, будто корни пустил?!

— А че мне, лежать, что ли?! Открывай свой клоповник, глотка пересохла, мочи уже нет терпеть!

— А эт кыто? Че за народ како-о-ой-то непонятный?

— А хрен их знает… Сушей пришли, и не лень же им было. Надо бы оружие и доспехи сдать. Вот и привел, раз все равно сюда шагать.

— Дык кому сдавать, все в город ушли, а Макиляк в навозе спит, он это дело уважает. Х-х-хоть в барабан под ухом бей, все равно не поднимется.

— Так они че, каждый день на ночь в город уходят?

— Не. Вчера еще ушли. Вечером. И бродят до сих пор где-то. И не лень же им. Небось еще не ложились, — почти трезво сумел сообщить Кью.

— Ты открывать будешь или мы тут оба сейчас засохнем?! Наливай давай!.. То есть отворяй!

Нельзя сказать, чтобы я все понял из этого короткого диалога, но уяснил две важные вещи. Первое: стражник нас сюда привел не по доброте душевной или купившись на фляжку вина, а попутно. Очевидно, на сегодня у него была запланирована встреча с этим Кью, причем цель встречи не вызывала ни малейших сомнений. И второе: нас он сюда сопроводил, как ни странно, выполняя свой долг. Похоже, и впрямь с оружием и доспехами по городу шататься не дозволялось, и все это имущество мы должны оставить в порту.

Было и третье: судя по Кью, с охраной порта дело обстоит так же неудовлетворительно, как и с защитой города. Если честно, худшую систему обороны было трудно вообразить. Скорее, даже невозможно.

Распахнув ворота, Кью подтвердил мои предположения:

— Вы это… Ворота потом сами прикройте, когда оружие оставите.

Я понятия не имел, где надо оставлять оружие, и не стал уточнять — главным образом потому, что ничего оставлять не намеревался. Кью в сопровождении старшего стражника поспешно скрылся в будке у ворот, и оттуда почти сразу раздался сдвоенный звук удара донцами кружек по дереву.

В процессе планирования похода я много чего предполагал, но ожидать столь вопиющей беспечности врагов не мог. Первая часть моего гениального плана была выполнена: гавань Альлабы захвачена, причем без единой капли крови. Пришла пора приступать ко второй.

Повернувшись к младшему стражнику, я поинтересовался:

— Где здесь корабли, готовые к отплытию? Знаешь?

— А вам зачем? — удивился мальчишка.

— За тем, что мы их сейчас захватим, и если хочешь сохранить горло не перерезанным, то давай отвечай.

— Да вы кто такие вообще? — побледнел стражник.

Зеленый, догадавшись, что сейчас начнется веселье и можно уже не скрываться, с недовольным кряхтением выбрался из-под плаща, устроился на плече, придирчиво оценил ущерб прическе и невыносимо гнусным голосом, не оставляющим сомнений в лживости произносимого, ответил:

— Мы — добрые люди.

Узрев попугая, стражник еще больше спал с лица, выронил копье и с суеверным ужасом констатировал:

— Да у вас небесная птица! Уж не страж ли вы?!

— Он самый. И если хочешь жить — живее отвечай.

— Что отвечать?

— Вот же сын двенадцати тупиц и трех ослиц! — не выдержал Тук. — Где в этой тремя конями рваной гнойной гавани болтаются лоханки, на которых можно прямо сейчас убраться туда, где не воняет такими, как ты?!

— А… Так вон, дяденьки, на втором причале аж четыре галеры стоят, на них оты Канайца и Мутра через день уходить должны. Все, наверное, готово к отплытию. На третьем целых пять галер, но две дальние только пришли, на время поставлены, а остальным в плавание через неделю примерно. Может, припасы и не загружены, но к походу готовы. Дальние тоже брать можно, ремонт им не нужен, но там уж точно пусто. С другими или худо, или вообще не могу знать, в каком они состоянии.

Пять плюс три равно восемь, а нам надо шесть. Весьма удачно.

— Охрана на галерах есть?

— Есть, но только все в город ушли.

— Им это разрешают?!

— Не знаю. Наверное, нет. Но разве кто-то будет слушаться? Воины послушны лишь в походе, а стоит им на берег ступить — и ничего их делать не заставишь.

Понятно… Пиратская вольница в худшем варианте… Вот так капитан Блад с кучкой измученных рабов захватил «Синко Льягас», впоследствии ставший его непобедимой «Арабеллой». А мы, эдакие наглецы, собираемся его переплюнуть, утащив чуть ли не из столицы темных сил целую эскадру боевых галер.

— Саед, вы слышали?

— Да. Сейчас пошлю людей осмотреть корабли.

— Только побыстрее. Арисат, из каждой команды отбери отряд в тридцать человек. И разворачивайте баллисты в сторону города.

— Обстреливать будем? — с затаенной радостью уточнил бакаец.

— Хуже, — ответил я. И гораздо громче, чтобы многие услышали и рассказали потом тем, кто стоит далеко, пояснил: — Отправим в пекло этот клоповник.

Некоторые вояки не сдержались, вскинули оружие, кое-кто даже издал воинственный клич. Похоже, не я один против того, чтобы уйти отсюда без прощального концерта.

— Эй, пацан, а что в тех складах хранят?

— Тот, который ближе к воротам, арсенальный. Туда складывают оружие и доспехи, оттуда их забирают только перед отплытием.

— А остальные два?

— Дальний торговый, его клетушки купцы арендуют, а в том, что посредине, хранят привозимые для кораблей продукты и все остальное, что для похода нужно. За восточным молом, отсюда не разглядеть, еще дровяной склад есть. Только там не дрова, а корабельный лес для ремонта держат. Мелкий ремонт прямо в гавани выполняют, ну а если серьезный требуется, так галеру ведут прямиком к верфям. Сюда такие развалины даже не заходят.

— Тук, займись складами. Вынести все до крошки из первых двух, купеческий тоже проверь, может, что полезное найдешь. И быстрее, нас тут три сотни, а демов в городе не одна тысяча, еще и подкрепление могут позвать. До утра надо исчезнуть отсюда. И проверьте, что в караулке у башни делается.

Может, у меня и не лучшие воины во вселенной, но медлительными их не назовешь. Уже через минуту я знал, что в караулке обнаружены два пьяных до небесной синевы стражника, которые продолжают накачивать себя дрянным вином, не обращая на происходящее ни малейшего внимания. К ним отнеслись как к старым знакомым: не стали убивать или хотя бы связывать, лишь подперли дверь. Склады быстро взламывали, их содержимое выносили, сваливая грудами у причала. Рядом выстроились шесть отрядов по три десятка бойцов в каждом.